Воспоминания английского офицера о боях на реке Каме в 1919г. Ч.1

Экспедиция в Сибирь. 1919

Томас Генри Джеймсон

Expedition to Siberia. 1919

By Capt. Thomas H. Jameson RMLI

В 1919 году писатель Леонид Андреев, придя в ужас от зверств большевиков, написал воззвание «S.O.S.!», в котором обратился за помощью к мировой общественности. Несколько высокопарно, по-старомодному, но выстраданно и страстно он взывал к воображаемому американцу, французу, англичанину: помогите! Но его призыв (как и вопль всей России) услышан по большому счету не был. Страны Антанты ограничились символическим пребыванием своих кораблей в ряде российских портов, доставкой некоторым белым соединениям оружия и снаряжения и моральной поддержкой белого движения.

Тем более удивительна эта одиссея небольшой группы англичан, добровольно поспешивших в 1919 году на помощь к Колчаку. Воевать за нашу свободу.

Автор мемуаров — генерал–майор Королевской морской пехоты Томас Джеймсон (1880-1970), написал их в 1968 году.

Мемуары публикуются (с небольшими сокращениями) по рукописи, хранящейся у наследников автора. Редакция благодарит Ника Джеймсона (Оксфорд), внучатого племянника автора, любезно предоставившего нам текст.

Публикация и перевод Михаила Новикова

Эти воспоминания об экспедиции 1919 года были написаны по просьбе офицеров, моих товарищей по службе, считающих, что такой рассказ мог бы стать интересным дополнением к истории Королевской морской пехоты.

Наш небольшой отряд добровольцев принял участие в боевых действиях на Каме, притоке Волги, на расстоянии 4500 миль от базового судна — крейсера «Кент», стоявшего во Владивостоке. Участники экспедиции надеялись дойти до Москвы.

Работая над записками, я использовал мой рапорт о боевых действиях, написанный в 1920 г. и возвращенный мне начальником штаба Королевской морской пехоты, а также дневники, вырезки из газет и различные документы; мне осталось только сложить их в связный рассказ о событиях почти пятидесятилетней давности.

Надеюсь, рассказ этот будет интересен читателю, ведь речь в нем идет о единственной в своем роде одиссее маленького подразделения морских пехотинцев и офицеров флота, которыми мне выпала честь командовать. Этим людям хочу я посвятить мой рассказ в знак признательности за безупречную службу и cтойкость во всех превратностях гражданской войны в огромной чужой стране.

Военно-морская помощь адмиралу Колчаку

В течение первой половины 1918 г. крейсер «Суффолк» стоял во Владивостоке вместе с другими судами Антанты, наблюдая за постепенным распространением большевистского влияния к востоку.

Во Владивостоке высадились сухопутные силы и военные миссии Америки, Японии, Франции и иных союзных держав. Было видно, что международный интерес к этой части России продолжает быстро расти.

В начале осени 1918 г. по просьбе Белого командования, испытывавшего крайнюю нехватку артиллерии, небольшое подразделение морской пехоты с одним шестидюймовым и четырьмя двенадцатифунтовыми орудиями высадилось с «Суффолка». Орудия были установлены на бронированные платформы и отправлены на Уссурийский фронт, где шестидюймовая пушка поддерживала огнем чехов, гнавших большевиков на запад. Бронепоезд патрулировал железную дорогу между Омском и Уфой до конца ноября, когда из-за сильного мороза замерзли накатники и стрельба стала невозможной. Русские орудия с масляными компенсаторами отката замерзли в тот же день.

Поезд отвели в Омск. Люди были измучены морозами и недоеданием, и адмиралтейство приказало солдатам вернуться во Владивосток в конце марта, а офицерам остаться в Омске в качестве морской миссии для содействия адмиралу Колчаку в формировании Русской речной флотилии на Каме, как только сойдет лед и начнется навигация.

Морскую миссию возглавил командор Уолф-Муррей, которому было присвоено звание капитана флота. В феврале он приехал во Владивосток с предложением установить орудия бронепоезда на судах Камской флотилии, начинавшей формироваться в Перми.

Адмиралтейство дало согласие при условии, что для расчетов найдется достаточно добровольцев из числа солдат роты морской пехоты крейсера «Кент».

«Кент» вышел из Плимута в июне 1918 г., чтобы сменить «Суффолк» во Владивостоке, но вынужден был прервать плавание и зайти в Гонконг, так как его машины требовали серьезного ремонта. «Кент» был старым кораблем, это был его пятый выход на китайский театр морских действий.

Перед Рождеством 1918 г. «Кент» покинул Гонконг и, пройдя через Шанхай и Нагасаки, 3 января 1919 г. пришел во Владивосток.

Формирование отряда

После того как капитан Уолф-Муррей посетил «Кент» и адмиралтейство дало согласие на формирование отряда, об этом было объявлено в роте, и через несколько дней началась запись добровольцев в сибирскую экспедицию. По ее окончании старший унтер-офицер доложил, что из 64 унтер-офицеров и солдат отряда записалось 63. Один находился в карцере и записаться не мог. Такое единодушие удивляло, так как 450 членов команды были мобилизованы только на время войны, а война окончилась четыре месяца назад.

Морские пехотинцы вызвались добровольцами на службу, которой предстояло быть нелегкой по ряду причин:

А. Базовое судно должно было вскоре уйти.

Б. Мы становились участниками гражданской войны, в которой прогнозы на будущее были весьма неясными.

В. Лежавшая перед нами огромная страна до сих пор пребывала в когтях сибирского мороза (35° ниже нуля) а голод, болезни и трудности общения с местным населением были лишь частью ожидавших нас испытаний.

Г. Наша база находилась во Владивостоке, а действовать, вероятнее всего, предстояло в Европейской России.

Отряд был вооружен одним шестидюймовым и четырьмя двенадцатифунтовыми орудиями и состоял из капитана морской пехоты, лейтенанта флота (помощника командира), старшего артиллериста (унтер-офицера флота), семи унтер-офицеров и 22 рядовых морской пехоты, флотского оружейного мастера, санитара, военврача из добровольческого резерва флота. Расчет шестидюймового орудия состоял из десяти человек, а расчет двенадцатифунтового — из шести, включая командира орудия. Впоследствии, учитывая дальность подноса снарядов от артпогреба к шестидюймовому орудию, его расчет был пополнен тремя русскими военнослужащими.

Приготовления

Прежде всего следовало запастись зимней одеждой. В этом нам помогла канадская армия, имевшая во Владивостоке вещевые склады. Каждый член отряда получил полный комплект теплого обмундирования, включавший высокие ботинки, бриджи, свитер, куртку из толстой кожи и меховую шапку-ушанку.

Было решено, что мы возьмем двухмесячный запас консервов и часть продуктов с корабельного склада, собранных для нас всем экипажем. Надо было также позаботиться о защите от инфекционных заболеваний, свирепствовавших в стране. В холодном климате трудно было соблюдать хотя бы элементарную гигиену. Поэтому мы взяли с собой большое количество дезинфицирующих средств, их вес вдвое превышал вес нашего продовольствия. Мы быстро убедились, насколько разумной была эта предосторожность.

Затем следовало найти переводчика. Здесь нам повезло: господин Блер привел человека, работавшего у него во Владивостокской газете «Эхо». Лейтенант Юинг служил в Русском морском училище и по ночам подрабатывал в газете, публиковавшей все статьи параллельно по-русски и по-английски. Сын англичанина и итальянки, он работал в России, когда началась война. Он посчитал своим долгом вступить в британскую армию, но не прошел медицинскую комиссию из-за плохого зрения. Тогда он решил служить у Русских, по протекции царицы был зачислен вольноопределяющимся в Гвардейский флотский экипаж и вскоре произведен в офицеры. Он бегло говорил на нескольких языках. Адмиралтейство приняло его на службу в качестве переводчика со званием, окладом и льготами лейтенанта флота. Он был во всех отношениях неоценимым сотрудником на протяжении всей нашей экспедиции. По возвращении во Владивосток я устроил ему назначение в штаб генерала Нокса, однако позже господин Блер написал мне, что он попал в плен к большевикам в Нижнеудинске в феврале 1920 года. Боюсь, они не колеблясь лишили его жизни.

Дорога на запад

Наш отряд выехал из Владивостока экспрессом в 10 часов вечера 6 апреля 1919 года. Мы ехали с комфортом в спальных вагонах и питались в вагоне-ресторане.

Дорога была одноколейной, поезда шли в двух направлениях, часто останавливаясь на разъездах. Почти каждый день мы узнавали о новых действиях большевиков. Пока мы были в пути, конные отряды красных дважды пускали поезда под откос, недалеко от Харбина мы сами увидели разбитый поезд под насыпью. После этого примерно за милю впереди нашего поезда всегда шел паровоз с платформой, груженой запасными рельсами.

Мы быстро поняли, что в первом классе ехало много евреев, везших контрабандные товары в Омск, где их можно было продать с баснословной прибылью. Занятно было видеть, как их попутчицы толстели перед станциями, где вещи пассажиров обыскивали. Каждая надевала под шубу несколько шелковых платьев и оставалась в них до конца обыска. На одной станции мы видели трупы нескольких красных, повешенных на телеграфных столбах. С ними был повешен местный староста, уличенный в том, что помогал красным пускать поезда под откос.

Все увиденное напугало наших попутчиков, и, поскольку наш отряд был единственной наличной вооруженной силой, нас попросили обеспечить охрану поезда. Я согласился и взял на себя роль коменданта.

Была установлена система постов, в дополнение к которой все здоровые мужчины из числа пассажиров обязаны были по очереди выходить в патрули по обе стороны поезда в темное время суток.

Чита — Иркутск

Мы доехали до Читы. Станция напоминала растревоженный улей. Проверка паспортов и досмотр вещей проводились под вооруженной охраной. На выездах со станции стояли пулеметы.

Чита была контрольным пунктом на выезде из Забайкалья. Здесь находился штаб знаменитого казачьего атамана Семенова.

Семенов поднял знамя контрреволюции, быстро собрал примерно 750 человек и с ними обратил в бегство красные части, действовавшие вдоль магистрали.

Это принесло ему поддержку союзников. В феврале 1918 г. британское правительство дало ему 10 тыс. фунтов стерлингов и пообещало выплачивать такую же сумму каждый месяц впредь до дальнейшего уведомления. Французы сделали то же самое, а японцы прислали ему оружие и «добровольцев», которые прибыли в полном обмундировании и составили цвет семеновской пехоты.

На вокзале в Чите сбиры Семенова придирчиво проверяли паспорта у всех проезжающих и взимали пошлины. Мы как представители союзных войск, пользовались неприкосновенностью, однако нам пришлось войти в контакт с властями, чтобы помочь Русскому офицеру, задержанному ими. Офицера звали Федотов-Уайт, до приезда во Владивосток он служил в британских военно-морских силах. Случившееся тогда и его последующая служба в Камской речной флотилии описаны им в книге «Выживший в русской войне и революции», опубликованной в Америке в 1939 году.

Он ехал в нашем поезде из Владивостока с намерением вступить в Омске в колчаковскую армию, но по прибытии в Читу разговорился в поезде с офицером забайкальских казаков, и тот заподозрил в нем большевика и донес о своих подозрениях коменданту станции. В своей книге Федотов-Уайт пишет, что встретил «британского офицера со взводом легкой морской пехоты, представлявших в поезде вооруженные силы союзников», и выражает благодарность англичанам за их вмешательство. Федотов-Уайт посвящает две главы своей книги описанию путешествия до Омска и своего последующего назначения в штаб командующего Камской речной флотилией адмирала Смирнова.

Но вернемся к нашему путешествию. Мы увидели озеро Байкал. Железнодорожный путь в объезд длиной примерно в 150 миль шел вдоль южного берега. Интересно отметить также, что к востоку от Байкала Транссибирская магистраль построена без туннелей, очевидно из экономии, и следует рельефу местности. Медленно, с трудом наш поезд добирался до конца подъема и начинал спускаться, изгибаясь по склону, так что в окно можно было видеть другой конец поезда, движущийся почти параллельно в противоположном направлении.

Однообразие путешествия прерывалось прибытием на станции. Сюда сходились местные жители, ставили столы с продуктами на продажу, пели и плясали под гармони и балалайки, развлекая своих и проезжих.

14 апреля наш поезд прибыл в Иркутск. Этот город был оплотом большевиков, пока их после жестоких боев не разбили чехи. Красные в Иркутске беспощадно расправлялись с каждым заподозренным в сотрудничестве с Белыми. Об их зверствах свидетельствовали фотографии, выставленные в людных местах.

Большой, с высокой крышей вокзал был битком набит людской массой, ожидавшей возможности уехать на восток. Многие из этих людей просидели здесь большую часть зимы, и, хотя вокзал защищал от сурового климата, смертность от тифа была очень высокой.

16 апреля мы прибыли в Омск, где располагались Колчак и правительство Сибири.

Нас встречали капитан Уолф-Муррей и два других офицера, составлявшие британскую военно-морскую миссию. Они жили в железнодорожном вагоне, который позже прицепили к поезду, доставившему нас в Пермь.

Омск — Екатеринбург — Пермь

Столица Сибири — большой город с тремя соборами. Он был перенаселен и страдал от лишений гражданской войны. Канализация замерзла, в городе свирепствовал тиф и другие заболевания.

Главная железнодорожная станция состояла из вокзала и двенадцати путей. По двум путям на запад и восток проходили поезда. Остальные были забиты вагонами всех видов, в основном теплушками (вагонами для скота), наполненными до отказа. В некоторых жили солдаты, но большинство занимали целые гражданские семьи, и было видно, что они прожили здесь всю зиму. Трудно описать вонь и грязь, царившие здесь, но нужно дать читателю представление о том, как выглядели эти вагоны.

Расстояние между путями равнялось примерно 12 футам. Обитатели вагонов не снабжались водой, уборной служила дыра в полу, пищу готовили на маленькой печке в центре вагона. Трудно было представить, что здесь произойдет с наступлением весенней оттепели.

Мы были рады покинуть Омск 26 апреля и продолжить наш путь в Пермь, лежащую примерно в тысяче миль к западу, за Уральским хребтом. Магистраль проходила через Екатеринбург, где некоторые из нас имели возможность посетить оперу. Это было приятной передышкой.

По дороге на вокзал мы прошли мимо дома, где 16 июля 1918 г. была варварски убита императорская семья. Дом был окружен двойной оградой из толстых и высоких кольев, полностью скрывавшей его от взглядов с улицы.

28 апреля мы прибыли в Пермь, большой город на Каме.Пермь была отбита у красных чехами генерала Гайды, но крестьянство успело испытать непрекращавшиеся зверства большевистского режима. Тела замученных спускали в прорубь, мы видели их после того, как наступила оттепель.

В первую ночь после приезда в Пермь нас неожиданно разбудил громовой рев. Это ломался на реке лед, в толщину достигавший трех футов. Погода стала заметно теплее, и лед за два дня весь сошел вниз по реке.

Я явился в штаб Камской речной флотилии, где встретил адмирала Смирнова и нескольких штабных офицеров. Они занимались превращением речных буксиров и барж в боевые корабли.

Мне сказали, что нам будет выделен камский буксир, а также баржа, на которой мы должны установить шестидюймовое орудие. Оба судна предполагалось подвести к железнодорожной ветке, чтобы облегчить перегрузку с платформ на корабли.

Камская речная флотилия

Камская речная флотилия должна была состоять из трех боевых дивизионов. 1-й и 3-й дивизионы вооружались в Перми, а 2-й дивизион — в Уфе, на одном из притоков Камы, в 300 милях южнее. В состав каждого входили шесть боевых судов, несущих орудия калибром 3 или 4,7 дюйма и четыре пулемета, одно судно с зенитными орудиями, баржа с одним или двумя 6-дюймовыми орудиями, минные заградители и вспомогательные буксиры. Помимо этого, каждый дивизион имел свою плавбазу, ремонтное судно, топливные баржи, аэростаты наблюдения, склады боеприпасов и иные склады. Подготовка всех этих кораблей к бою была нелегким делом из-за нехватки материалов, и приходилось проявлять немалую изобретательность во всем, особенно когда полевые орудия надо было превратить в корабельные.

Именно в эти дни я познакомился с капитаном 2-го ранга Вадимом Макаровым. Его отец, адмирал, был главнокомандующим русским флотом в русско-японской войне, а сам он прекрасно говорил по-английски, блестяще командовал эсминцем в совместных с британским флотом операциях и был удостоен «Креста за отличную службу». В 1964 г. «Таймс» сообщил о его кончине в Нью-Йорке.

Штаб направил к нам еще одного переводчика, Михаила Гольфина, служившего ранее на оружейном заводе. До этого он воевал в казачьих частях, получил три Георгиевских креста. Он и лейтенант Юинг были для нас не только переводчиками, но и бесценными помощниками в повседневной жизни.

Кроме баржи, нам выделили быстроходный буксир, ходивший на мазуте или дровах. Оба судна были зачислены в 3-й дивизион, которым командовал капитан 1-го ранга Федосьев.

Мы назвали буксир «Кент», а баржу — «Суффолк» в честь родных кораблей, оставшихся во Владивостоке. «Кент» имел 170 футов в длину и 40 футов в ширину, считая восьмифутовые гребные колеса. Баржа, у которой был свой буксир, была столь велика, что на ее фотографии шестидюймовое орудие выглядит небольшой точкой. Оба судна стояли недалеко от Мотовилихинского завода, который раньше строил и ремонтировал паровозы, а теперь занимался установкой артиллерии на речные суда.

Пока что лишь палубы наших кораблей были усилены подпорками, и предстояло сделать многое для того, чтобы мы могли пойти в бой. Двенадцатифунтовые орудия не имели опорных тумб, снятых перед установкой на платформы. Тумбы остались где-то в Сибири, а без них наводчики могли вести огонь, только стоя на коленях. Таким образом, к достройке на «Кенте» носовой и кормовой платформ добавлялась необходимость изготовить цоколь для каждого орудия и закрепить его. После долгих споров Макаров и главный инженер капитан 2-го ранга Берг решили сделать на заводе деревянные тумбы. Каждая состояла из пяти дисков толщиной 5 дюймов и диаметром 2 фута, положенных один на другой и составлявших таким образом подставку высотой 25 дюймов. Эта работа была выполнена в замечательно короткий срок, но при установке на тумбы орудийных лафетов со стволами возникли новые серьезные затруднения. Дело в том, что русские рабочие, уложив диск, притягивали его к предыдущему толстыми винтами, расположенными произвольно. Лафет же крепился к тумбе посредством 13 болтов, отверстия под эти болты шли по краю его основания. При нашей конструкции необходимо было найти болты длиной более четырех футов и прогнать каждый из них сквозь тумбу, три бруса настила платформы, палубу и стальную пластину под ней, подложенную для упора гаек при зажиме. Болты докрасна раскалили в кузнечных горнах и кувалдами вогнали в тумбы.

Полученные таким образом отверстия были, однако, несколько шире болтов по диаметру. С местных складов доставили несколько бочек смолы. Смолу разогрели и залили в отверстия.

В то время как мы занимались креплением двенадцатифунтовок, работа по перестановке шестидюймового орудия с железнодорожной платформы на баржу шла своим чередом. Здесь тоже не обошлось без трудностей. Не последней из них было отсутствие крана, достаточно мощного, чтобы поднять семитонный ствол и примерно такого же веса лафет. Из-за паводка вода в реке каждый день поднималась на фут, грозя затопить подъездные пути, поэтому ничего не оставалось, кроме как тащить пушку волоком. Эту тяжелую ручную работу делали в основном женщины, так как все мужчины призывного возраста служили в Сибирской армии Колчака.

Одновременно с вооружением на кораблях производились и другие работы. На «Кенте» были изготовлены и установлены две мачты. Для этого к судну по воде подогнали сосновые стволы, и Русские плотники, используя в работе очень мало инструментов, в основном тесла (узкое лезвие, перпендикулярно, как мотыга или кирка, насаженное на ручку), быстро соорудили мачты, по качеству не хуже, чем в наших доках. Каждая была установлена между двух стоек и закреплена двумя шкворнями. Вытащив нижний шкворень, можно было положить мачту на палубу для прохода под низким или разрушенным мостом.

Надо было расширить кубрики (команда удвоилась по сравнению с прежней), подготовить кладовые, артпогреба и многое другое. Предстояло также установить броневые плиты для защиты орудийных платформ и колесных кожухов. Кроме того, русские могли дать нам пулеметы «Виккерс», но без станков, а значит, снова пришлось проявлять изобретательность. Мы прибили к палубе вагонные буфера стержнями вверх, а к стержням приварили верхние части пулеметных треног. Самодельная конструкция оказалась очень удачной и даже позволяла вести огонь на больших углах возвышения, чем с треноги. Это качество пригодилось нам позже в бою у Сарапула.

Много торговых судов одновременно и ускоренно переоснащались в боевые. Разумеется, это вызвало большую потребность в квалифицированной рабочей силе, и нашему отряду пришлось взять на себя значительную часть работы. Все дружно взялись за дело, и в поразительно короткий срок «Кент» был готов выйти вниз по течению в качестве полноценной боевой единицы Камской речной флотилии. Четыре корабля первого дивизиона, закончившие переоборудование раньше нас, уже ушли из Перми, поэтому «Кент» получил приказ на время войти в состав первого дивизиона.

Запись в моем дневнике от 4 мая 1919 г. указывает, что работа началась в 6.00. Было закончено крепление орудий, установлены броневые плиты вокруг орудийных платформ и колесных кожухов. По указанию главного инженера мы пришвартовались к стенке и сыграли аврал, чтобы принять на борт 400 пудов мазута. Рукав удалось подсоединить не сразу, и было уже 10.30, когда в баки пошел мазут. Затем мы провели испытательные стрельбы. Результат их был удовлетворительным, однако под одним из орудий проседал помост. Инженер-конструктор и его рабочие быстро устранили этот недостаток.

В 14.00 отбыла морская миссия. Мы загрузили в артпогреба по 150 снарядов на орудие, договорились, что другое судно, «Страшный», возьмет наши орудийные щиты, которые мы установим позже, и затем проследовали на завод для получения продовольствия. Ведя на буксире «Страшный», в 1.15 мы пошли вниз по течению, завершив долгий и утомительный день.

Бои на Каме

После семи дней почти непрерывных приготовлений мы получили распоряжение спуститься вниз по реке, взяв на борт нескольких Русских рабочих. Они должны были на ходу установить орудийные щиты и устранить остававшиеся недоделки.

Все в России казалось нам огромным. Река, вздувшаяся от паводка, иногда достигала двух миль в ширину, мосты были громадны, а баржи столь велики, что длина одного только румпеля была 30-40 футов. Многочисленные мели делали русло небезопасным даже при нашей осадке в 4 фута 6 дюймов, но, к счастью, наш капитан хорошо знал Каму.

9 мая мы прошли мимо Сарапула, большого города, расположенного примерно в 300 милях от Перми, и на следующий день прибыли в Елабугу. Отсалютовав флагману, мы пришвартовались к плавбазе первого дивизиона «Наталья».

Я явился к адмиралу Смирнову. Он информировал меня о ходе боев и расположении войск, с которыми нам предстояло взаимодействовать.

Адмирал Смирнов долгое время служил в британском флоте, был награжден крестом Свв. Михаила и Георгия, в совершенстве говорил по-английски. До революции он был начальником штаба у Колчака, когда тот командовал Черноморским флотом. Став верховным правителем и командующим Сибирским фронтом, Колчак назначил адмирала Смирнова морским министром в омском правительстве.

Боевые задачи, стоявшие перед нами, были следующими:

А. Поддерживать огнем армейские соединения, ведущие бои в прибрежной зоне и прикрывать переправляющиеся через реку части.

Б. Атаковать и уничтожать корабли красных.

«Суффолк» завершил монтаж шестидюймового орудия до нашего выхода из Перми, но во время испытательных стрельб у него обнаружились задержки при возврате из-за неисправных пружин. Поломка произошла еще зимой, при стрельбе с замерзшим накатником, однако не была замечена вплоть до испытаний в Перми. Попытки усилить пружины за счет подкладки шайб дали некоторый результат, но возврат продолжал оставаться очень медленным. Мы запросили новые пружины из Владивостока, а пока «Суффолк» двинулся вниз по реке и 14 мая пришел в Елабугу, где был встречен налетом двух большевистских гидропланов. Две или три бомбы упали недалеко от «Суффолка», не нанеся ему вреда. Суда флотилии открыли огонь по второму гидроплану, он снизился, приводнился рядом с базой и сдался. Тем временем вернулся первый, был нами обстрелян и тоже приводнился и сдался. Ни один самолет не имел повреждений, и, хотя показания летчиков расходились, удалось доказать, что первый гидроплан совершил вынужденную посадку из-за неисправности в моторе, а экипаж второго, увидев первый внизу, принял нашу базу за свою. Пилоты были моряками, то есть считались самыми ревностными из большевиков и подлежали немедленному расстрелу.

В этот же день флотилия красных впервые появилась у впадения Вятки в Каму и и открыла огонь по сторожевому кораблю третьего дивизиона «Гремящий», который ответил из своих трехдюймовых орудий. Сразу же стало очевидно, что большевики намного превосходили «Гремящий» в дальности стрельбы, и вскоре прямым попаданием в котельное отделение он был выведен из строя.

Шесть судов нашей флотилии вышли вниз по течению из Котловки и вступили в бой. Наше положение было невыгодным, так как большевики поставили свои батареи на высоком берегу, господствующем над местом впадения Вятки в Каму. Кроме того, как сказано выше, дальнобойность орудий противника превышала нашу — нередко более чем вдвое.

Позиция красных была выбрана удачно: против солнца, в тени берега. Нам это затрудняло наводку, а мы представляли для них прекрасную мишень.

Следуя за флагманом третьего дивизиона, «Кент» пошел на сближение с противником, однако, не имея дальномеров и полагаясь лишь на доклады корректировщиков, мы не могли накрыть цель. Вражеские снаряды ложились не только вокруг наших кораблей, они долетали до плавбазы и деревни Котловки. Река в этом месте казалась широкой, но затопленные берега и прибрежные мели не позволяли рассредоточиться и заставляли держаться фарватера. Поэтому флотилии было приказано повернуть назад. В это время подошел «Суффолк» и из своего шестидюймового орудия подавил батарею, укрытую за церковью в деревне Сальковке. Затем он перенес огонь на корабли красных и заставил их уйти вниз по течению.

Части Сибирской армии, сражавшиеся к югу от Камы, отходили теперь на восток. Из-за половодья было очень трудно поддерживать с ними связь. Большевики после двух неудачных попыток форсировали Вятку и вынудили Сибирскую армию оставить северный берег. Вследствие этого флотилии был дан приказ вернуться в Елабугу. Уровень воды в реке начал быстро падать, и маневрировать приходилось с большой осторожностью, особенно в ночное время.

17 мая «Кент» оказал помощь одному из судов флотилии, севшему на мель в среднем течении. Пришлось выгрузить с него уголь, боеприпасы и много чего еще, прежде чем удалось его снять.

«Кент» получил приказ войти в реку Белую, впадавшую в Каму с юга примерно в пяти милях выше по течению. 23 мая вся флотилия, пополнив запасы горючего, возвратилась в Елабугу. Переход приказано было совершить после наступления темноты (23.00), так как южный берег был занят большевиками и в случае обнаружения нам пришлось бы туго.

Приняв все меры по обеспечению скрытности, мы полным ходом вышли на Елабугу и прибыли туда без происшествий 24 мая в 3.40. Позже мы узнали, что переброска флотилии на Белую была обманным маневром, задуманным, чтобы заставить противника отказаться от наступательных действий в этом секторе. Наше возвращение на Каму осталось неизвестным большевикам.

Разведка сообщила, что около полудня флотилия красных вышла вверх по течению для поддержки своих частей, наступающих на Елабугу вдоль северного берега Камы. В 13.00 наше судно, стоявшее в сторожевом охранении, доложило об их подходе. В 13.30 флотилия подняла якорь, и первый дивизион, за ним третий дивизион и «Суффолк», всего семь кораблей и одна баржа, полным ходом пошли навстречу врагу. «Кент» шел в кильватерном строю третьим. Противник занял выгодную позицию на фоне темного берега (его суда были выкрашены в темно-серый цвет) в восьми верстах от Елабуги и начал обстрел нашей базы. Флотилия, не теряя ни минуты, шла на сближение, и уже с дистанции 8100 ярдов «Кент» открыл огонь по головному судну красных. Наши снаряды, в отличие от русских, были начинены лиддитом, и по характерному желтому цвету их разрывов мы могли корректировать стрельбу. Первые снаряды упали с недолетом, но по мере продвижения дистанция сокращалась, и противник оказался в зоне нашей досягаемости. Мы наводили по вспышкам орудий, и через некоторое время «Терек», его головной корабль, загорелся и выбросился на берег.

У красных было 11 судов. Потеряв лидера, оставшиеся начали разворачиваться и уходить вниз по течению. Укрывшись за косой у поворота реки, «Кент» перенес огонь на второй в строю корабль, вначале одним кормовым орудием, стрелявшим поверх косы, затем из обоих носовых. С расстояния 4700 ярдов мы по разрывам лиддита могли наблюдать несколько прямых попаданий. Этот корабль, «Русалка», был флагманом красных, и вскоре он тоже вынужден был направиться к берегу с течью и сильным пожаром на борту. Команда выбралась на берег, их белые спасательные пояса были превосходной мишенью для наших пулеметов.

Сила и темп нашего огня привели большевиков в замешательство. Будь наша скорость выше, мы могли бы воспользоваться этим, начать преследование и обратить их в беспорядочное бегство.

Второй в нашем строю корабль пришвартовался к «Русалке», чтобы попытаться потушить пожар и удержать ее на плаву, а флагман третьего дивизиона и следовавший за ним «Кент» пошли вслед за противником. Его флотилия уже скрылась за поворотом, кроме одного катера, который был для нас легкой целью и затонул у южного берега. Его команде удалось спастись вплавь.

Капитан Федосьев на «Гордом» и «Кент» продолжили движение вниз по течению, но уже за поворотом «Гордого» встретил сильный огонь. Прямым попаданием были выведены из строя оба носовых орудия и поврежден мостик. «Гордый» повернул назад, семафором приказав «Кенту» отходить в арьергарде. «Кент» прошел за кормой «Гордого» и, разлив по воде мазут, поставил дымовую завесу, а затем открыл огонь шрапнелью по противнику, скрытому высоким мысом. Большевики не пытались преследовать нас.

«Суффолк» занял позицию в пяти верстах ниже Елабуги. Его мощное орудие оказывало действенную поддержку флотилии на всем продолжении боя. За это время он выпустил 42 снаряда, «Кент» — 288. Ни тот ни другой не получили прямых попаданий и имели только незначительные повреждения от осколков.

В последующие дни «Кент» и «Суффолк» участвовали в боях как с сухопутными силами противника, в основном на северном берегу, так и с его флотилией, когда она была в пределах досягаемости наших орудий. Эти столкновения обычно были случайными, так как у нас не было достоверных данных о противнике, а без них трудно было издалека отличить своих от чужих. Чувствовалось, что Белая армия не имела единого сильного командования. Неудивительно поэтому, что неграмотные сибирские крестьяне, мобилизованные силой, плохо обученные и лишенные надежных командиров, не особенно хотели воевать. Обмундирование и питание их были просто нищенскими, и, когда пропаганда большевиков обещала оплату серебром, хорошие пайки и награды за успехи в боях, многие солдаты переходили на сторону врага, иногда целыми ротами.

29 мая адмирал Смирнов поднял свой флаг на «Кенте», и мы вышли вниз по течению к месту, где под прикрытием первого дивизиона выставлялись минные заграждения.

Разведка донесла, что сухопутные силы противника, наступая по южному берегу, продвинулись до впадения Белой в Каму и пытались захватить или уничтожить стоявшие там наши баржи. Одна из них, с большим грузом мазута, была оставлена на якоре ушедшим буксиром. «Грозный», единственный корабль, имевшийся в тот момент в распоряжении третьего дивизиона, поднялся по течению до устья Белой и в 19.00 приблизился к барже. Красные с берега открыли ураганный ружейно-пулеметный огонь, но «Грозному» удалось задним ходом подойти к барже и завести трос на ее якорную цепь, а затем, дав малый вперед, тросом выбрать якорь и повести баржу за собой. В этой операции «Грозный» понес потери, в частности был убит его артиллерийский офицер.

Было принято решение перевести суда на позицию к северу от Белой. Вскоре после наступления темноты колонна с «Кентом» во главе добралась до устья Белой, где горели четыре большие баржи. В свете пожара противник попытался задержать флотилию, ведя интенсивный огонь из прибрежных строений и с единственной уцелевшей баржи. «Кент» прикрывал проход судов своими орудиями и пулеметами. Противник стрелял со слишком высоким прицелом, потерь у нас не было, только в мачты и трубу попало несколько пуль, подтвердив тем самым хорошо известную истину о безрезультатности прицельного огня из стрелкового оружия в темноте.

«Суффолк» в это время вел огонь с позиции недалеко от устья Белой и, как подтвердил впоследствии штаб армии, уничтожил по меньшей мере одну батарею. Кроме того, его огонь по поселку Дерябинскому заставил большевиков покинуть укрепления на высоком берегу реки незадолго до прохода флотилии.

Шестидюймовое орудие «Суффолка» продолжало доставлять его расчету немало забот. После каждого выстрела приходилось ускорять накат, руками толкая ствол. Чтобы увеличить сжатие пружин, было предложено изготовить и установить новые заглушки накатника. Поэтому «Суффолк» направился в Сарапул, где находились плавучие мастерские флотилии.

Сарапул, расположенный более чем в 50 милях выше устья Белой, был городом, большая часть которого лежала на правом берегу реки и соединялась с другой частью длинным, стоявшим на четырех опорах мостом. Здесь находились несколько трехпалубных пассажирских пароходов, в них помещались штаб, госпиталь и ремонтные мастерские. Кроме того, в Сарапуле стояли баржи, использовавшиеся для перевозки горючего и переправы войск.

Корабли снабжались продовольствием и горючим по мере необходимости и возможности сделать это в боевой обстановке.Рацион наш состоял в основном из черного хлеба, мяса и картофеля. Хлеб выдавали большими, до восемнадцати дюймов в поперечнике, караваями. Мясо, часто медвежатина, было в бочках, засоленное и переложенное льдом еще с зимы. Разнообразием нас не баловали, разве что хлеб нередко был горьким или заплесневелым, а мясо не всегда съедобным из-за плохого качества бочек.

Любопытно вспомнить, как однажды мой вестовой, отправившись в деревню в надежде раздобыть яиц, принес небольшой мешочек белой муки, который ему удалось выменять за мыло, — роскошь, много месяцев не виданную в здешних местах. Вернувшись на корабль, он решил испечь для нас белый хлеб, но, подумав, отказался от этой идеи, так как у него не было дрожжей. Вестовой, однако, не сдался и уже на следующий день подал к столу белый каравай. В ответ на восторженные расспросы он объяснил, что использовал вместо дрожжей зеленоватую серединку мякиша нашего солдатского хлеба. В жизни не ел я белого хлеба вкуснее!